Но женщина в России также бесправна, как много лет назад. Беда в том, что ее бесправие не может не отражаться на институте материнства. Изнасилованная девочка не заявляет на насильника, потому что не знает своих прав и боится позора и осуждения. И часто за руку в милицию ее тащит мать. В по-прежнему совковых органах она получает очередную порцию морального унижения, потому что мент работает с ней так же, как с рецидивистом. По-другому не умеет. Психологическая травма уходит глубже и становится сильнее, а, не пройдя реабилитацию, из этой девочки уже никогда не вырастет здоровая в моральном и …

Семейные дела глазами журналистов и психологаНачалось все с того, что я назвал ей тему своей дипломной работы. Моей собеседницей была довольно умная и очень продвинутая журналистка из города Иваново — она насторожилась. Постепенно из ее глаз стал выходить примерно следующий текст: «Такой хороший человек и вдруг… Дипломная работа по гендерным проблемам». Аня с этой наукой знакома (гендер от английского «пол»), точнее сказать, знает гендеристок, ведь в Иваново располагается крупный центр гендерных исследований. Ее отношение к нему уложилось в очень емкое по смысловой и эмоциональной нагрузке русское слово. Мне и раньше приходилось слышать о том, что современные феминистки и те, кто причисляет себя к ученым-гендеристам (в основном это — женщины), либо нереализовавшие себя в семейной жизни дамы, либо обыкновенные лесбиянки. И все-таки это — не правило. Яркий тому пример Мария Арбатова (достаточно прочитать одну ее книгу «Мне 40 лет…») Итак, мы начали спорить.

Однако, уважаемые читательницы (и читатели), прошу прощения за такое нудное вступление. Но именно с этого начался диалог о женских правах и обязанностях, который вы прочитайте (если захотите, конечно) ниже. В другой обстановке, в другое время, возможно, мы говорили бы о ином и с разных позиций. Но в тот момент в уютном (деревянные столы, голые стены и низкие потолки) московском клубе «Проект О.Г.И.» ваш покорный слуга — Александр Самышкин говорил о правах женщин, а вот симпатичная ивановская журналистка Анна Семенова в ответ на это удивляла репликами, «которые говорить приличной девушке не полагается, особенно вслух». Разговор с точки зрения подхода к проблеме получился занятный (спасибо Ане). Диктофона под рукой не было, поэтому не ручаюсь за точность отдельных фраз, но смысл оных старался сохранить.

Ал.: Женщина как факт возникла у нас сравнительно
недавно. Ее пожизненным уделом было всегда нести на себя самое тяжелое
бремя (потому что на нем стояло общество) — бремя
семьи. И надо сказать, в России она несет его до сих пор. Бытовое
пространство отдельного дома в нашей стране не делится на всех членов
семьи. Оно безвозмездно передается женщине: «Ты — женщина, а значит мой,
стирай, убирай!»

Аня: Глупая дама будет все это покорно выполнять. А вообще, многое зависит от количества претензий к жене или сожительнице, называй, как хочешь. И еще — манере выражения этих претензий. Если мужчина говорит жене: «Мой, стирай, убирай!» — это неуважение. Во всех остальных случаях нам в удовольствие готовить еду, обустраивать уют в доме и создавать комфорт. Чувствуешь разницу? Лично я люблю готовить, хотя очень часто не до того.

Ал.: Вот именно — не до того. Возьмем конкретный пример. В моей семье оба родителя работают — и мама, и отец. Правда, отец, приходя после работы домой, заваливается на диван и знакомится с изысками отечественного телевидения. А мама, сколько я себя помню, тащится с работы, нагруженная, как среднеазиатский мул, сумками, а дойдя до дома, начинает плясать у плиты. На мамины плечи всегда ложилась борьба за дисциплину и успеваемость в школе. Плюс разборки с милицией — я был трудным подростком. Отец же принимал участие в воспитании, когда нужно было дать подзатыльник.

Своей жене подобной участи я не желаю и приложу максимум усилий, чтобы подобного она не испытала.

Аня: Увы, это было нормой. Дух советской семьи — большое почитание мужчины в ущерб собственной жизни и энергетики. И это легко объясняется — мы пережили войну и ощущалась острая нехватка мужского населения. И наши родители росли в тех самых семьях, где мужчины были, мягко говоря, не породистые. В результате матримониальные образцы для подражания были прекрасно скопированы и перенесены в их семьи. Сейчас ситуация изменяется.

Ал.: Возможно. Но женщина в России также бесправна, как много лет назад. Беда в том, что ее бесправие не может не отражаться на институте материнства. Изнасилованная девочка не заявляет на насильника, потому что не знает своих прав и боится позора и осуждения. И часто за руку в милицию ее тащит мать. В по-прежнему совковых органах она получает очередную порцию морального унижения, потому что мент работает с ней так же, как с рецидивистом. По-другому не умеет. Психологическая травма уходит глубже и становится сильнее, а, не пройдя реабилитацию, из этой девочки уже никогда не вырастет здоровая в моральном и физическом плане мать. Полноценной женщиной она тоже уже не будет. Секс — как повинность на всю оставшуюся жизнь. Можно обвинять мужчин, но по-настоящему в этом виновно общество, в котором растет ребенок.

Аня: Уже давно говорится о том, что большинство жертв насилия нередко сами провоцировали создание критической ситуации. И если не идеализировать ее и не рассматривать девочку как существо бедное и несчастное, можно заметить, что идеалом для нее был взрослый совратитель-интеллектуал. Это статистика — каждая вторая городская девочка о подобном мужчине мечтает. По-детской своей дурости. Она себе плохо представляет последствия, в ее голове такой мужчина — носитель чистого и высокого чувство, даритель драгоценностей и цветов, но никак не обладатель естественных половых влечений. А на каждую Лолиту найдется свой Гумберт. Изнасилование в данном случае — итог желания самоутвердиться. «Хотела все, как у больших!»

Ал.: Так по-твоему женщина сама виновата во всех своих проблемах?

Аня: Только в той их части, где она не хочет думать.

Ал.: Видишь ли, ум — явление избирательное. У одного есть, у второго нет — бог обделил. Но ведь это не означает, что пользоваться своими правами может только тот, кто умеет думать. Права должны быть для всех.

Аня: Это уже утопия.

Ал.: …А как же женская солидарность?

Аня: Всего лишь, миф! Такой же, как и о мужской солидарности.

Такие вот у нас откровения. И все-таки, хотелось бы услышать мнение профессионала, ведь в разговоре, а точнее — споре, только отмечены общие проблемы. Прокомментировать их мы попросили аналитического психолога Марину Селезневу:
«Истина есть в словах и Александра, и Анны. Конечно, не стоит впадать в крайность, говоря о правах женщин. Мужчины тоже обижены историей. Тем не менее, действительно, по статистике, городская женщина тратит на домашние дела до 30 часов в неделю, тогда как мужчина — едва 10. Очень часто в качестве контраргумента в данном случае говорят, что мужчина зарабатывает на много больше, чем женщина, а потому ему полагается заслуженный отдых перед диваном, мол, я-то тебя содержу, упахиваюсь, а твоя-де работа легче. Это так, но, увы, из семейного бюджета на мужчину тратиться больше, чем на женщину. Сделайте сравнительный анализ в своей семьи и вы это поймете. Чисто женские игрушки — швейная и вязальная машинка, кухонный комбайн и так далее — дешевле мужских потех в виде магнитофона, телевизора, видеокамеры. Об автомобиле я уже не говорю. И с одеждой разница тоже ощутима. Хотя дамы нередко берут количеством предметов одежды.

Что же касается темы подростковых изнасилований, она очень деликатная. Нужно учитывать, что у девочки совершенно иная природа сексуальности, чем у юноши. В пубертатный период — период формирования сексуальности — девочка не нуждается в сексуальной реализации. Она физиологически не готова к оргазму. Однако очень часто ее потребности в ласке, заботе, во внимании принимают за желание телесной близости.

Мальчику нужен секс, девочке — словесная ласка, эротические, но не сексуальные переживания. Девочка реализует свои потребности в любви, «идет на слово», а мальчик на «зов плоти». И именно поэтому девочка охотно подчиняется более взрослому человеку, который имеет уже навыки тех или иных манипуляций. Конечно, это выглядит как неосознанное провоцирование. Именно поэтому очень важно работать с ребенком, начиная с 11-12 лет и до 17-18. Что-то объяснять ему, родителям не боятся обсуждения «запретных тем» и почаще обращаться к психологам, так сказать, для профилактики.»


Источник