Сложно поверить в то, что всего пару лет назад об Ане Чиповской знали, в основном, любители театра. Еще в 2009-м она сыграла роль в спектакле «Олеся», который принес ей первый большой успех на подмостках. Но широкая публика познакомилась с актрисой во многом благодаря сериалу Валерия Тодоровского «Оттепель». И мы, конечно, рады, что эта звезда зажглась.
Сейчас Аня нарасхват: мы рассказывали о премьерах с ее участием — фильмах «Гороскоп на удачу» и «Без границ». Грядет еще одна — картина «Зеленая карета», премьера которой прошла вчера в Москве. Примечательно, что в этом же фильме сыграла и партнерша Чиповской по «Оттепели» Виктория Исакова.
В плотном графике Ани нашлось время для встречи с корреспондентом SPLETNIK.RU. Мы обсудили новые проекты, трудности и радости актерской профессии и даже немного поговорили о театральном детстве нашей героини.
В вашем новом проекте, фильме «Зеленая карета» у вас какая—то… так скажем, необычная роль, да?
Вообще, это эпизод. Мой друг Олег Асадулин — режиссер фильма. Мы с ним знакомы очень-очень давно, много-много лет. И мы всегда хотели вместе поработать, но никогда не получалось. То я не могла, то он не мог, то сроки не совпадали… И тут позвонил Олег и сказал: «Есть роль, которая точно тебе понравится. Не хочешь ли ты за два дня — буквально два дня — ее сыграть?». Я, конечно, согласилась. Спросила, что за роль. И он объяснил, что надо играть бездарную, стервозную, не очень умную любовницу режиссера, которая пытается быть актрисой. Я закричала: «Да!» — потому что знала, что это будет очень весело! Во-первых, мы отыгрались на всех, кого когда-либо наш кинопром видел в подобном качестве. Во-вторых, наш мир — то, чем я занимаюсь — окружен огромным количеством слухов, домыслов, клише, штампов и сплетен. Знаете, ведь если вы бухгалтер, например, к вам вряд ли ворвется кто-то посторонний, не имеющий понятия о бухгалтерском деле, в кабинет и начнет кричать, какой вы плохой бухгалтер. Но если вы, не дай бог, актриса или певица, у вас сразу находится множество критиков, которые думают, что они «держали свечку» или знают, как на самом деле все происходит. И вот мы доставим всем удовольствие. (Улыбается) Все клише, связанные с актрисами, мы претворили в жизнь. Моя героиня и спит с режиссером, она и хамка, и глупая — все на свете, в общем. Enjoy.
Анна Чиповская в фильме «Зеленая карета»
Что для вас важнее всего в новой роли?
Интерес. Мне уже интересно себя проверять. Чем менее комфортно, тем более интересно. Сейчас я работаю у Владимира Владимировича Бортко, снимаюсь в Питере с Лешей Чадовым и Дмитрием Певцовым (речь о картине «О любви», премьера которой запланирована на следующий год — прим. SPLETNIK.RU). В фильме рассказывается история девушки, которая со стороны выглядит очень банально: любила одного, потом любила другого, другой ее не любил, она несчастна. Но там очень много вещей, которые просто выталкивают меня из органичного и комфортного состояния — будь то очень жесткие постельные сцены или какие-то коллизии, заставляющие меня, все мое существо кричать, что так просто не может быть! «Никто, никто никогда бы так не сделал!» — но нужно принять, что она сделала именно так. Это очень интересно. Мы начали снимать в октябре, закончим в декабре — и все это очень не просто для меня. Но вот в этот раз получилось так. Мне захотелось себя испытать.
А проблема амплуа для вас актуальна? Многие актрисы жалуются, что не могут выйти из какого—то образа — им этого не дают. Вам предлагают достаточное количество ролей нужного качества для того, чтобы вы могли проявить свой диапазон?
Послушайте, наша киноиндустрия вообще не предлагает достаточного количества и качества ролей… У нас с этим делом не очень, мы на заре. Как мы оказались на заре после эры советского кино, я не знаю. Но мы на заре, тем не менее. И, конечно, мне предлагают, в основном, какие-то однобокие и «картонные» истории про «картонных» существ с кудрями. Поэтому я работаю в театре уже много лет. (Улыбается) В нашей реальности, которая нас с вами окружает, только в театре (хорошем, желательно) актер может развиваться, куда-то идти, играть сложные вещи, испытывать себя, проверять, рыть, быть психологом, добиваться. В кино сценариев очень мало, они все на вес золота. (Пауза) И, конечно же, очень большая конкуренция. Так что в кино что-то настоящее происходит редко, это жемчужина: ее надо найти, достать из раковины и только потом превратить в украшение. Тогда все может случиться.
Тем не менее, между кино и театром баланс легко находится? Ведь кино — это часто экспедиции…
Приходилось от чего-то отказываться, до сих пор приходится. Но если ты хочешь сохранить баланс, найти компромисс — что делать? Надо искать. Компромисс — это всегда отказ от чего-то. Но у меня пока что, слава богу — понятно, что чем дальше, тем тяжелее — очень адекватная ситуация. В театре у меня получается договориться: театр идет мне навстречу. Это, конечно, благо, потому что некоторых людей вообще не спрашивают, что они будут делать завтра — просто вешают их имя на доске, и вперед, в бой. Мне везет с пониманием.
Давайте еще немного про театр. Вы довольно много работали с одним из самых, скажем так, упоминаемых современных режиссеров Константином Богомоловым, с другими знаменитыми постановщиками — Розовским, Житинкиным… Какой из ваших спектаклей стал для вас особенно значимым?
Я думаю, есть несколько таких спектаклей. Существует некая этапность. Невероятно важным для меня был спектакль «Олеся» в театре под руководством Олега Табакова, потому что это был мой первый самостоятельный спектакль. Вообще, свою работу в «Табакерке» я начала со спектакля «Женитьба Белугина», который поставил Сережа Пускепалис, но я в него вводилась: уходила актриса, которая играла роль. Это была совершенно великолепная Лина Миримская. Сейчас я уже играю этот спектакль гораздо дольше, чем Лина когда-либо его играла, но то, что придумано это Линой и рисунок это Линин, отрицать нельзя. Я ввелась в эту историю в течение четырех дней в ужасе! Я очень люблю этот спектакль, он остается одним из моих любимых и по-прежнему идет, тем не менее, он не мой. А «Олеся» была абсолютно моей. И это были кровь и ужас… Я училась на четвертом курсе, я не понимала, что мне делать, режиссер Олеся Невмержицкая сама только выпустилась из института, и это был, фактически, ее первый спектакль. В общем, если уж я где-то и постаралась в своей жизни, то в этом спектакле… И все случилось.
Но представьте только: полтора часа без антракта, вы главная героиня, и вы не уходите со сцены в принципе. И вот как вы встали с утра с кровати, так спектакль и пойдет, потому что еще нет опыта и каких-то супер-умений, чтобы знать, на какие точки при случае можно опереться. Я чувствовала себя как брошенный щенок, интуитивно идущий туда, где, ему кажется, должно быть мягко и тепло. Это… (пауза) не вполне актерская работа. Я как ребенок была…
Потом безумно важной работой стали «Волки и овцы» с Костей Богомоловым. Это был первый раз, когда я работала с Костей, и он выбил из меня всю дурь. Реально. Я всегда буду благодарна Косте. И буду ли я с ним еще работать, буду ли я любить то, что он делает, или не буду — не имеет значения. Значение имеет то, что он меня, как артиста, заставил прыгнуть выше головы.
Ну а потом был еще один очень важный спектакль — «Король Лир», тоже Костин. Там вообще все с ног на голову. Там женщины играли мужские роли, а мужчины — женские. Я играла Эдмунда Глостера, «плохого сына», а Юля Снигирь — Эдгара Глостера, моего брата. И в спектакле была компиляция «Короля Лира» и «Так говорил Заратустра» Ницше. Костя вообще любит соединять, он человек, который умеет свои знания внести в работу, они у него мертвым грузом точно не лежат. И это был крутейший опыт! Мы репетировали этот спектакль в Питере. Роза Хайруллина играла короля Лира, за ней наблюдать — вообще отдельная история. И в этом спектакле был такой театральный прием, он называется апарт — ты обращаешься к зрителю, смотришь ему в глаза. В «Заратустре» есть монолог: карлик встречает путника у ворот города и отговаривает его идти в этот город, объясняя ему, что здесь все сгнило, прогнило и выгнило, так что лучше останься человеком, не ходи; ты потеряешь все, что у тебя есть внутри, если зайдешь в этот город… Сценическое время отличается от реального: две минуты в жизни — это одно, а две минуты на сцене — это вообще другое, тебе кажется, что время бесконечно. И мой герой, Эдмунд Глостер, становился к микрофону и произносил очень длинный монолог, глядя в зал: каждому человеку в глаза. Вам, вашему соседу. Он как будто говорил о них, о зрителях — о каждом. Это очень сложно поначалу, потому что надо заставить себя смотреть на людей и немного издеваться над ними — потому что герой чуть-чуть издевается. Чего только не было… (Пауза) Кто-то вставал и уходил, кто-то сильно это переживал, кто-то опускал глаза, кто-то вообще не мог этого воспринимать. Но это очень круто. В общем, Костя — мастер таких вещей.
Были ли в вашей карьере, как в театре, так и в кино, работы, о которых вы жалеете? Которыми недовольны?
Я думаю, таких работ у каждого найдется несколько, но не совсем этично о них говорить. Это неправильно. Но, конечно, такие работы существуют — отнюдь не все получается. (Улыбается)
Вы всегда знали, что хотите связать свою жизнь с театром и кино, или были какие—то другие варианты?
Я особенно не задумывалась об этом. Мне не приходилось быть в ситуации, когда я мучительно думала, что же я такое, как же мне не барахтаться и как же мне найтись. Я просто всю жизнь провела с мамой в театре (мама Анны — актриса Ольга Евгеньевна Чиповская, папа — джазовый музыкант Борис Михайлович Фрумкин — прим. SPLETNIK.RU), и для меня находиться в театре было очень естественным. Ну и в какой-то момент думаешь: «Наверное, мне надо быть не здесь, а на сцене». (Смеется) И тогда себя уже по-другому видишь. Так что я всегда думала, что буду актрисой.
Вообще, у детей творческих родителей особая судьба, по моим наблюдениям. Им и проще, и труднее на их пути в искусстве. Что, по—вашему, самое лучшее вы взяли от родителей?
Мне бы очень хотелось, чтобы мне досталась хоть половина маминого таланта… Мне тогда было бы значительно проще. (Долгая пауза) Я не знаю. Честно, не знаю. По большому счету, я очень уважаю в родителях исключительный талант. Я также уважаю очень многие человеческие качества, но они не имеют большого отношения к работе. (Пауза) От отца мне досталась легкость восприятия того, что происходит, я умею переключаться что ли. Если что-то даже серьезно меня ранит, мне нетрудно заставить себя абстрагироваться от этого. Это важно. От мамы мне досталось умение иметь друзей. Это большое умение, на самом деле. Я не всегда это понимала, но наступило время, когда поняла. Люди не даются тебе как подарочек, они отнюдь не всегда подарочек, надо уметь с ними уживаться, надо уметь их слушать, понимать, что они говорят, и надо, блин, уметь принимать. Мама очень хорошо это может.
К сожалению, приходится задавать последний вопрос… Что вы сами смотрите в кино и театре — что, грубо говоря, могли бы посоветовать?
Из спектаклей меня очень впечатлил «19.14» Саши Молочникова, режиссера, моего друга в МХТ. Это спектакль, на который я пошла в свой выходной два раза. Я отправила на этот спектакль всех своих друзей и знакомых, потому что нам давно уже пора научиться говорить о войне — не так как это принято, не помпезно и пафосно. Молодые люди, которым по 15-20 лет, вообще же не понимают, о чем речь: «Великая Отечественная война? Ну да, было такое…». Это для них страница из книжки, из учебника по истории. Мне кажется, Саша сделал огромный шаг к тому, в каком тоне и как нужно говорить о войне. Ты сидишь в зале, и не чувствуешь, что тебя чем-то пичкают, тыкают: «Уважай! Люби!». Тебе просто рассказывают — местами иронично, местами безэмоционально, местами очень эмоционально… Но ты начинаешь сам проникаться этой историей! Что для меня Первая мировая война? То же самое, что для нынешних детей Великая Отечественная — и даже еще дальше. Но ты проникаешься до той степени, что для тебя это становится личным. А в этом и смысл искусства — в том, что абстрактное и общее становится для тебя личным. Хоть на два часа. И ты переживаешь происходящее на сцене как собственную трагедию — поэтому люди плачут и смеются в зале. Они воспринимают это как то, что происходит с ними самими. Это вообще самое крутое, что можно сделать в театре и в кино: заставить людей быть внутри. Саше это удается.
Из фильмов мне за последнее время больше всего понравилась «Великая красота» Паоло Соррентино и фильм, который недавно показали в «Фитиле», а на Сахалине (имеется в виду Сахалинский международный кинофестиваль «Край света» — прим. SPLETNIK.RU) мы дали ему главный приз в этом году. Этот фильм называется «Мустанг» — картина турецкого режиссера про пятерых сестер, живущих в ортодоксальной турецкой семье. И это грандиозное кино. Оно настолько нежное, чувственное, умное, глубокое, тонкое и важное, что его обязательно надо посмотреть. Очень советую.