Имя
Дмитрия Хворостовского на протяжении двух десятилетий не сходит со страниц самых
престижных изданий мира. По определению журнала «People», Дмитрий — один из самых
красивых людей планеты. Он харизматичен, сексуален, умен. Он совершенно новый
тип оперного артиста — интеллектуала, мыслителя, философа. Поклонники
называют Дмитрия «национальной гордостью», «бархатным голосом», «лучшим баритоном
века».
Меж тем в родных пенатах певец — гость нечастый: он постоянно живет в заграницей,
много выступает в Америке. Каждый его приезд на Родину — событие. Желанное. Долгожданное.
Вот и в этот раз Дмитрий приехал не с пустыми руками: на недавней пресс-конференции
в «Аргументах и фактах» артист рассказал о грядущем выходе двух своих новых альбомов
в России — «Шум берез. Песни советских композиторов» и «Песни военных
лет».
— У вас выходят новые диски, но отнюдь не с оперными ариями и не с классическим
репертуаром. Почему?
— Я вырос на советских и военных песнях. На дисках «Шум берез. Песни советских
композиторов» и «Песни военных лет» собраны все самые лучшие песни Соловьева-Седого,
Бабаджаняна, Пахмутовой. Они — классика нашей эстрады.
— Как Вы отбирали песни?
— Практически каждая песня с этих дисков мне лично дорога. Но особенно хорошо
получилась «Ария Женьки» из «А зори здесь тихие». Ее невозможно слушать без комка
в горле: настолько прекрасны слова Симонова. Не случайно возникло и название первого
диска — «Шум берез», ведь березы — это символ России. Если я где-то за
границей вижу березы, то у меня начинается ностальгия.
А песни для дисков я отбирал так: просто сел и написал список любимых произведений
по памяти. То, что всплыло в воспоминаниях детства, юности. Они — наша история,
они не забываются. У меня в первом бою под Москвой погиб дедушка. И в этом моя
семья не уникальна. В каждой семье кто-то погиб, все горевали, любили.
— Но вряд ли дисков хватит на всех Ваших поклонников!
— В мае пройдет тур по городам нашей страны. Начнется он концертом в Кремлевском
дворце съездов 9 мая. Это специальное приглашение от Владимира Путина. Я буду
выступать перед почетными гостями Москвы, которые приедут на празднование 60-летия
Победы. Для этого я специально вернусь в Москву
после премьер «Пиковой дамы» в миланской «Ла Скала» и «Фауста» в нью-йоркской
«Метрополитен Опера. А 12 июня — выступление в Питере. На Дворцовой площади. Все
билеты будут бесплатными.
Обязательный пункт остановки — мой родной город Красноярск. Остальные города пока
уточняются.
— Поедете на поезде?
— У меня дедушка был железнодорожник, мы с ним исколесили всю страну. Я бы с удовольствием
доехал до Красноярска на поезде, но тогда останется не семь городов, а только
три.
—
Запись дисков, тур — коммерческий проект?
— Финансовая составляющая выпуска
дисков для меня это не настолько важна. Я прекрасно осознаю все проблемы здесь,
в России, но для меня гораздо важнее сделать этот проект достойно и отдать дань
памяти и уважения моим бабушке и дедушке. А буду ли я получать с этого какие-то
дивиденды? Об этом я думаю в самую последнюю очередь.
— Вы и впредь будете исполнять современные песни?
— Я не популярный, а оперный певец, поэтому не могу себе представить, что стану
петь современные эстрадные песни. Не рассчитывайте, что я продолжу карьеру Кобзона
или Магомаева. Кстати, когда-то Муслим Магомаев шел по стопам знаменитого Марио
Ланца. Учился в «Скала», был одним из первых советских стажеров, имел великолепную
возможность сделать себе потрясающую оперную карьеру,
но сделал, к сожалению, другой выбор.
— А джаз?
— Пройденный этап (смеется — прим. автора). В детстве пытался, но понял,
что хорошо импровизировать не могу. Джазовым исполнителем надо родиться. Я и роком
увлекался. Родители были в ужасе от моих экспериментов.
— Дмитрий, а какие еще ошибки были в Вашей творческой жизни и какое событие
Вы можете назвать самой большой победой?
— К сожалению, время не повернуть вспять. Ошибки были, но самое главное — сжать
зубы и, учитывая свой неудачный опыт, идти дальше. Ну а победы… они еще впереди!
— Вы можете посмотреть на нашу культуру со стороны. Правда ли, что она умирает…
— Не думаю. Совсем недавно у меня был концерт с оркестром Владимира Спивакова.
Музыканты в великолепной форме. В Москве построили Дом музыки с несколькими залами
и студиями записи. Акустика, правда, требует серьезной доработки. К тому же кругооборот
музыкантов, выступающих в России и за рубежом, сказывается на развитии нашей культуры.
— Все так оптимистично?!
— В общем, да. Но система музыкального образования в школе должна быть иной. Уже
сформировано два поколения музыкально неразвитых людей.
—
Можете предложить свою систему?
— Я заканчивал Красноярское педагогическое училище и после него работал в обычной
общеобразовательной школе учителем.
Я преподавал по системе Кабалевского, читал ребятам лекции. К моему удивлению,
в середине урока ребята начинали клевать носом. Но однажды мне надо было показать
три различные оперные арии. Я сел к инструменту и спел басовую, баритонную и теноровую
арии. С тех пор все ходили за мной табунами, и мы даже организовали свой хор.
Я уверен, что многие из них интересуются классикой и до сих пор.
— Вас называют голосом нации. Почему Вы не поете на сцене Большого?
— Мне всегда хотелось спеть на одной из главнейших сцен России. Но сейчас Большой
на ремонте. К тому же театр, который
предполагает контрактную систему взаимоотношений с артистами, должен иметь хорошо
подготовленные оркестр и хор. А учитывая современные требования к театральным
постановкам, не обойтись без самой лучшей аппаратуры. Такого, к сожалению, в Большом
театре пока нет!
Тем не менее, если бы была интересная постановка интересного режиссера, то я был
бы только рад.
—
И Вы пели бы с Николаем Басковым…
— А что он поет в Большом?
— Да, пел.
— С чем я вас и поздравляю! И Вы еще спрашиваете
об уровне! Басков — молодой, начинающий певец, не достигший даже элементарного
уровня мастерства: фразировка страдает, слоги и слова выпадают. Для поп-певца,
может, он еще ничего поет…
— Хорошо. Тогда скажите, пожалуйста, с кем бы Вы спели дуэтом?
— А с кем Вы посоветуете спеть? (Смеется.) Я всегда был индивидуалистом.
Мне как-то очень приятно быть одному на сцене.
— У Вас огромный репертуар. Вы когда-нибудь слова забываете?
— Страх, что в последний момент вдруг откажет память и я навру слова, — один из
самых сильных на сцене. И не только у меня. Помню, как Ирина Архипова на концертах
всегда очень мило сочиняла слова. Иногда выдаешь такие перлы, что сам потом удивляешься,
как мог еще в рифму попасть.
— Лучано Паваротти закончил
петь к семидесяти годам. А Вы до скольких бы хотели петь?
— До скольких получится. Процесс старения у каждого происходит по-разному. Одни
в 50 лет теряют голос, другие — позже. Паваротти еще несколько лет назад звучал
как соловей, а сейчас жалко слушать. С ним что-то произошло после кончины его
отца. Глаза потухли. Сегодня он уже другой. Я сам с ужасом думаю о своем 60- или
70-летии.
— Кроме классической музыки у Вас есть какие-то музыкальные пристрастия?
— Поп? Нет. Рок? Нет. Какую музыку Вы имеете в виду? Для меня прослушивание музыки
— это большая эмоциональная работа. Потому я слушаю только то, что хочу слушать.
Для меня музыка — это сокровище, драгоценность.
Современные музыкальные направления в этой связи меня не интересуют.
— Вы живете за границей. Ваши дети воспитываются в русском духе?
— Я даже не представляю, как они могут воспитываться вне русской культуры! Я и
себя не мыслю без России. Хотя двое моих детей живут в Лондоне и только один постоянно
со мной, я стараюсь, чтобы они как можно чаще бывали в нашей стране.
— Вы производите впечатление очень спортивного человека.
— Конечно, я поддерживаю себя в форме, но серьезно спортом не занимаюсь. Мне многое
дали родители и природа-матушка.