Еще недавно спектакли Евгения Гришковца смотрела лишь небольшая прослойка кемеровских эстетов. Сейчас он лауреат «Антибукера», «Триумфа», «Золотой маски». Причем в разных номинациях: как драматург, актер и режиссер. Он ездит по всей стране с гастролями своих спектаклей «Как я съел собаку», «Дредноуты» или «Одновременно». Книголюбы знают Гришковца по роману «Рубашка», повести «Реки», сборнику рассказов «Планка». У него был свой проект на канале СТС «Настроение с Гришковцом». А еще он выпускает вместе с группой «Бигуди» вполне успешные музыкальные альбомы.
Скажу честно, идти на интервью с этим человеком я побаивалась. Однажды я была на его спектакле, и вдруг у одной из зрительниц зазвонил телефон. Евгений прекратил свой монолог и сделал ей колкое замечание. На весь зал. А вдруг я что-то не то спрошу?.. К счастью, мои опасения были напрасны: в жизни Евгений и его жена – очень вежливые люди. «Клео» повезло: обычно Гришковец не дает интервью женским журналам. Но вот заполнять традиционный опросник и писать пожелания читательницам Евгений категорически отказался: «Я такими вещами не занимаюсь».
Вы часто делаете записи в своем онлайновом дневнике. Зачем вам такой дневник? Дань моде?
Живой журнал существует уже много лет, и это уже не так модно. Я появляюсь в ЖЖ два раза в неделю. Почему? Мне интересна такая форма. Вокруг много людей, и только некоторые становятся персонажами. Так и не все темы, которые меня волнуют, могут стать частью художественного произведения. По этой причине прямо любопытно что-то высказать.
Вот сегодня я поделился мнением о Бачинском и Стиллавине, которые являются моими друзьями. Кому-то они нравятся, кому-то безразличны, кто-то их терпеть не может.
Но, по-моему, на комментарии вы никогда не отвечаете?
Крайне редко. Лишь на некоторые, которые особенно задели.
Негативные?
На негативные я вообще не реагирую, будто их и нет вовсе. А если это матерные высказывания, то я просто удаляю такие комментарии. Нечего засорять! Это же мой ЖЖ.
А если отвечаю людям, то пишу в их ЖЖ. Я не хочу, чтобы другие знали об этом и наш диалог был достоянием общественности. Я физически не могу отвечать всем. А значит, кто-то может обидеться: «Почему кому-то ответили, а мне – нет».
Кто читает ваши книги первым?
Первой читает жена. Я грешу тем, что пишу двое суток, а потом читаю. Она говорит: «Я хочу целиком и сама прочесть». Ну вот, а мне нужно быстрее услышать реакцию.
То есть, первый критик – ваша жена?
Нет, она не критик. Но с другой стороны, она и критик, она первый слушатель, и я слышу и вижу, на что она реагирует, а на что – нет.
А если не реагирует? Будете что-то менять?
Нет, подумаю, посмотрю, обращу внимание на то, что не вызвало никакой реакции. Если пойму, что равнодушие справедливо, то что-то изменю. А если показалось, что она невнимательно слушала, то и оставлю. Я вообще редко правлю тексты. Обычно пишу начистовую. Я пишу быстро, но очень тщательно.
В одном из интервью вы сказали, что модный автор Сергей Минаев похож на менеджера, и писатель из него – так себе. А как должен выглядеть настоящий писатель?
По возможности благополучно и симпатично. Человек должен быть похож на свою профессию. У Минаева, наверное, хороший пиджак и модно завязан галстук, но он не похож на писателя. Он похож на менеджера. Банкир может быть в свободное от работы время быть похож на писателя. А писатель никогда не должен быть похож на банкира.
А как отличать писателя? Как раньше художников? По берету?
Ну, это такое, расхожее. Наверное, такие художники были где-то на Монпарнасе в Париже. Ну, и у нас такие пьяненькие мужики с бородой ходили в замызганной беретке. Все думали: «Художник!» И все ему прощали. Я не хочу, чтобы мне все прощали. Я тщательно выбираю вещи. Писатель должен быть одет со вкусом. Например, это могут быть хорошие брюки, твидовый пиджак, что-то удобное, элегантное, но не отталкивающее. Я не очень могу себе представить писателя в спортивном костюме. Но и не могу себе представить писателя с супермодным телефоном.
А ручка должна быть у писателя?
Поскольку я пишу ручкой – это мой рабочий инструмент. Вот! (Евгений демонстрирует ладонь – прим. авт.) Посмотрите, у меня здесь мозоль.
Я не умею печатать, я не владею клавиатурой, либо диктую, либо даю перепечатывать с рукописного листа. Шариковая ручка намного удобнее, чем перьевая. Перьевой ручкой приятно ставить автографы. У меня есть тяжелая старая ручка Parker, ничуть не ценная, для нее даже сейчас стержни трудно найти. Если рука устает писать этой ручкой, я беру обычную гелиевую. И так каждые полчаса.
А когда пишите в ЖЖ?
Я диктую! Я бы, может быть, и чаще выходил в ЖЖ, если бы умел печатать, а так мне нужно кого-то попросить.
Я не умею и не считаю нужным учиться.
А научиться печатать?
Я не умею и не считаю нужным учиться. Вот не умею и не хочу учиться водить машину, и знаю, что уже никогда не буду водить.
А кто же водит тогда?
Жена. У нас такая удобная машина. Есть еще небольшой кабриолет, такого ярко-синего цвета. Мы живем в Калининграде, можно приехать на берег моря. Послушать песни Элвиса Пресли.
Печатать и водить вы не собираетесь, а есть такие вещи, которым вы бы хотели научиться?
Я бы очень хотел подтянуть английский. И очень хотел бы овладеть французским, а еще больше – немецким языком.
Странно. Немецкий сейчас непопулярен.
Зато он великий язык, на нем есть великая литература, которую я хотел бы прочитать в оригинале. Он мне интересен грамматически, он очень точен. Я много работал с переводчиками, они мне задавали такие вопросы, которые говорят о том, что немецкий язык требует высокой точности. Я бы очень хотел его выучить, но времени нет, к сожалению.
Ваши книги сейчас переводят на разные языки. Вы следите за этим?
Я работаю с переводчиками, и некоторые фразы или даже целый кусок текста рекомендую не переводить совсем. Потому что их проще совсем убрать. Потому что иностранцы могут не понять! Шутить про гаишников, которые берут взятки, в Германии бессмысленно. Потому что немцы просто не понимают, о чем идет речь.
Я очень хочу быть понятным. Для меня это важно.
Вам важно, чтобы читатели вас понимали?
Я очень хочу быть понятным. Для меня это важно. Очень многие писатели не хотят быть понятными, они хотят быть настолько сложными, чтобы читателю приходилось продираться сквозь мысли, дают массу аллюзий, исторических справок, нереальных шифров. У человека остается ощущение, что писатель такой образованный: «Как закрутил!» Я не понимаю такого подхода.
Кем вы себя больше ощущаете, актером или писателем?
Писателем. Я исполняю свои произведения на сцене, но это неактерская работа. Актерская работа – это когда режиссер ставит перед тобой задачу, и ты играешь роль. А я исполняю собственные тексты и делаю это так, как хочу.
Я снимался в кино, но совсем немножко. Мне очень понравилось, но я не актер, я – играющий писатель.
Бизнесмен и бывший агент ФСБ Андрей Луговой признался, что Литвиненко пытался завербовать его в шпионы, предложив отправлять шифровки по вашей книге «Рубашка». Как вы отреагировали на такую новость?
Было приятно. Но ведь здесь есть логика, с томиком Толстого или Пушкина человек смотрелся бы странно. А «Рубашка» – книга, которая везде продается, формат удобный, небольшая. Мне этот факт послужил дополнительной рекламой.
Ирина Полежаева