Леонид Агутин/Кадр из видео
Леонид Агутин дал интервью журналистке Надежде Стрелец. В нём музыкант рассказал о том, как относится к отсутствию у него звания народного артиста, о шоу «Голос», об отношениях с женой Анжеликой Варум, отцом и детьми. Собрали самые интересные цитаты.
Об отсутствии звания народного артиста
Я сейчас заслуженный артист. Надо мной смеялся Сергей Шнуров, потому что в тот период времени, когда я об этом мечтал, мы записывали песню «Какая-то фигня» и снимали клип. Он: «Ты серьёзно хочешь пойти в Кремль, чтобы тебе это вручили? Для тебя это имеет какое-то значение?». Я говорю: «Для меня не имеет, но для мамы имеет». Я бы очень хотел, чтобы мама моя получила звание «мама сына — народного артиста». Я её понимаю, но не получилось. Ничего страшного не произошло. Со званием заслуженного так и ходим пока, я прекрасно с ним себя чувствую.
О первой встрече с Анжеликой Варум
Как сегодня помню. В 89-м году я пришел в «Лужники», там проходила либо «Звуковая дорожка», либо «Московский комсомолец», попасть туда было очень круто, очень мне хотелось. Кто-то мне подсказал: «Принеси хоть что-то, когда пойдёшь в администрацию этого концерта». У меня был откуда-то «Рижский бальзам», а это был дефицит. Я его взял с собой, пришёл. Я не умею этого делать, у меня это так глупо получилось. На прямых ногах зашёл, на них же вышел. Сказали: «Спасибо, парень, подожди, может быть, под конец мы это самое».
Я ждал, меня так и не пустили выступать. Я зашел туда, где была трибуна напротив сцены. В это время выступала Анжелика Варум. Я тогда ещё не знал, что за Анжелика Варум. Она пела «Полуночный ковбой». Она была такая маленькая, что её оттуда уже не видно было. Такая тоненькая Дюймовочка стояла. У меня такие мурашки пробежали по всему телу, это такое впечатление произвело. Прямо в сердце оттуда, издали. Что-то в этой простоте всё равно такое было культурное, не как у всех.
О первом поцелуе с Анжеликой Варум
Я даже не знал, как предложить свою кандидатуру. Потом оказалось, что она уже замучилась ждать, когда я сделал какой-то шаг в её сторону. «Старые песни о главном», третья часть, я пел песню из «Семнадцати мгновений весны». Там были и [Леонид] Парфёнов, и [Константин] Эрнст, и [Александр] Кутиков, и кто-то ещё. <…> Съёмки: она смотрит на Штирлица, Штирлиц смотрит на неё. (Варум по предложению Агутина сыграла жену Штирлица. — Прим. ред.) Костя стоит за камерой, и вдруг врывается: «Так, всё, мы раздеваемся, в помещении остаёмся только мы трое».
Анжелику раздели по пояс. Чтобы как-то женщину защитить, мне пришлось её к себе прижать, чтобы никто не глазел на неё. До этого мы друг друга не трогали ни разу. Мы прижались, камера стала крутиться вокруг нас. Костя говорит: «Это то, что в мыслях у Штирлица и его жены, когда они друг на друга смотрят». <…> И вот мы прижались друг к другу и тупим. Подбегает Эрнст и кричит: «Ну что вы смотрите? Целуйтесь! Целоваться надо. Вы что, ни разу не целовались?». Пришлось делать вид, что целовались.
Об отношениях в браке спустя годы
Любовь остаётся, любовь хороша, любовь может выжить, только если ты каждые пять лет влюбляешься в того человека, которого он сейчас собой представляет. Он же меняется, если тебе интересен такой человек. Мы совершенно другие люди. <…> Мы каждые пять лет проходили какие-то новые стадии, через лёгкие споры и войны. 25 лет — считайте, пять периодов.
О шоу «Голос»
Мне пора было становиться Леонидом Николаевичем, и «Голос» меня им сделал. <…> Что мне понравилось в этом проекте — о нём говорила интеллигенция, которая вообще относится к телевизионным рейтингам снисходительно. А тут, например, человек, который окончил консерваторию, стал записывать «Голос», потом звонил мне, делился: «Хорошо, что ты вот этого парня взял». <…> Потом взяли людей, которые были больше про шоу, конфликты — это ближе к обычной работе телевидения. Песни появились, которые мы не позволяли себе выбирать для репертуара. «Голос» со временем, возможно, стал терять в классе. Это единственный путь, по которому могли пойти продюсеры Первого канала.
Об отце
Папа ушёл от мамы, когда мне было лет 14, но и до этого я видел его не так часто. Ходили с папой на лыжах, в походы — я помню всё, потому что это было очень редко. Поэтому все эти моменты для меня — яркие воспоминания. Я своего отца очень любил и очень хотел быть похожим на него, хотел научиться всему, что делает он, хотел произвести на него впечатление. Обо всём, что в жизни основное есть, со мной отец говорил. Отец был авторитет. Маму всегда хочется оберегать, рассказывать только всё самое классное, как всё круто, как она за каменной стеной и как всё будет хорошо. А батя есть батя. Мы обсуждали [развод], но по-другому просто не могло быть. Всегда кому-то больно из-за того, что ты делаешь.
О редких встречах с дочерьми
У Леонида Агутина две дочери — Полина от балерины Марии Воробьёвой и Елизавета от Анжелики Варум.
Да, [я повторяю судьбу своего отца]. Я помню, Лизон как-то пыталась войти в образ одинокого ребёнка и говорит: «Вот родители у всех, а у меня…». Я говорю: «Лиза, ты же неглупая девочка, не начинай это кино голливудское». Любимая тема американских фильмов: папа работает, спасает мир, но не пришёл на бейсбольный матч своего сына, и тот смотрит несчастно на это пустое место, и у него не получается играть из-за этого. В последний момент он появляется, и жизнь удалась. Старик мир спасает, понимаешь? Он — вся твоя жизнь, чем ты гордишься. Ты его любишь, он тебя поддерживает. Не пришёл на этот матч — придёт на следующий. Скажем, ты бросил ребёнка вообще и не интересуешься его судьбой, тем, на что он живёт и как, — это плохо, это неправильно, это преступно, это некрасиво, не по-мужски. Это невозможно для меня.